Поэт и композитор, отличный среди людей и равный перед судьбой.
23 июня 2015 года ушел из жизни Асеф Мехманович Абдуллаев (Асеф Мехман), один из замечательных деятелей лезгинской национальной культуры, земляк, близкий друг и сподвижник Забита Ризванова и Байрама Салимова, Дурии Рагимовой, Омара Аюбова и Расима Гаджиева, автор проникновенных газелей и многочисленных песен, полюбившихся народу и вошедших в золотой фонд современной лезгинской музыки.
Его кончина воспринимается особенно тяжело, когда на смену уходящим талантам почти никто не приходит, а зияющих брешей на литературной, музыкальной, театральной ниве становится все больше. Жизнь и творчество таких людей всегда будут привлекать внимание, и их величие вполне осознается, к сожалению, только после пережитой утраты.
Навестив тяжелобольного друга за несколько недель до кончины, желая подбодрить его, я обещал рассказать о нем читателям журнала «Алам», хотя и чувствовал, что очередного номера он, наверное, уже не увидит. Это предчувствие усилилось с наступлением священного для мусульман месяца Рамазан, и вот оно сбылось, неотвратимое случилось.
Примерно в такое же время, годом раньше, скончалась его супруга Сари, к которой он относился с величайшим благоговением и любовью, потом Чимназ, старшая сестра Асефа, заменившая ему рано умершую мать. Все трое похоронены рядом на Махачкалинском кладбище, западнее поселка Семендер. Мне же, помянув их добром, остается исполнить свое обещание.
1Все было в нем ладное: добрая душа, привлекательная внешность, отзывчивый характер. И все это дано ему самой природой, и конечно, большой талант. Слава шествовала перед ним, а сам Асеф Мехман скромно следовал за ней. Как это случилось, никому не ведомо. Однажды, еще в середине пятидесятых годов прошлого века, у него, как бы сама по себе, родилась песня «Черные глаза», которую ежедневно передавали по радио, и она стала настолько привычной и родной для слуха, что уже тогда воспринималась как народная. Асеф Мехман добродушно усмехался в прокуренный ус: «Конечно, народная, ведь именно для народа я ее и сочинил».
В это время он работал учителем в одной из школ Дивичинского района Азербайджанской ССР. Об этом периоде композитор подробно рассказал в своих воспоминаниях, опубликованных в Махачкале отдельной книгой под заголовком «Сам о себе». Будучи автором упомянутой и нескольких других популярных песен, Асеф Мехман тогда же по собственному почину познакомился с Забитом Ризвановым и был приглашен в гости. Там, как свидетельствует дневниковая запись Забита Ризванова, он впервые прочитал свою драматическую поэму «Каменный сундук». С той поры прошло 30 лет, и вот 1986 году, она, уже основательно переработанная автором в полноценную пьесу в стихах, оказалась в моих руках.
Асеф Мехман, видимо, имея какое-то намерение, попросил перевести ее на русский язык. В результате он получил добротную работу в белых стихах, вполне готовую для инсценировки. Надо полагать, в его архиве этот перевод сохранился. Впоследствии, после краха СССР, по пьесе «Каменный сундук» готовился спектакль в Лезгинском государственном муздрамтеатре имени С.Стальского. Это обстоятельство позволяет думать, что пьесу долго не принимали к постановке и поэтому для подстраховки потребовался ее русский перевод. Кому это понадобилось, трудно сказать, но уж точно не идеологическому отделу обкома КПСС.
2Трудное детство и ранняя юность с лишениями и огорчениями, которые, как правило, сопровождали жизнь семьи, пострадавшей от репрессий довоенных годов, научили Асефа Мехмана быть покладистым, но не податливым, рассудительным, но не равнодушным. Он не замкнулся в себе, не ожесточился, напротив, ему с избытком хватало и чувства справедливости, и желания быть полезным народу и стране. То, что он не умел и не хотел хитрить, кривить душой и идти против совести, выделяло его среди окружающих. Может быть, кто-то, исходя из сугубо личных соображений, и принимал его за наивного простака, из которого удобно вить веревки, но на поверку он оказывался верным другом и надежным товарищем.
Жизнь и в Дивичинском районе, и позднее в Махачкале была сопряжена со многими сложными коллизиями. Она доставляла неприятности и нежданные хлопоты, часто отвлекала от творческой работы, но не в состоянии была взять верх над ним и повергнуть в отчаяние. В этом единоборстве у Асефа Мехмана выработалась универсальная защита – чувство юмора – умение посмеяться над неблагоприятными житейскими обстоятельствами, посмотреть на себя со стороны. Юмор помогал справиться с большими и малыми обидами, неудачами и просчетами, разочарованиями и обманом. В обществе редко кто видел его в дурном расположении духа. Всякий, кто более или менее хорошо знал его, мог с уверенностью сказать: это – веселый, жизнерадостный человек, с которым приятно иметь дело.
На протяжении всей своей долгой жизни он будто бы занимался одной непрерывной работой – творить добро. Это он делал не по обязанности, а по велению души. Его добрые дела не имеют счета, потому что были незаметны и не требовали ответной благодарности. Кому полезным советом, кому конкретным действием он облегчал положение и вселял уверенность в тех, кто обращался к нему. Даже когда дело было ему явно не по плечу, он не считал обременительным для себя ходатайствовать и похлопотать за просителя.
Один просит денег взаймы, другой зовет на семейный совет, тот рассчитывает на заступничество, этому нужно помочь с пропиской. Кто-то ищет жилье по найму, другому необходима рекомендация к врачу. Дела мелкие, житейские, но как быть, если они наталкиваются на непреодолимые препятствия. Асефу Мехману удавалось содействовать всем, тем он и был полезен и незаменим. Ныне такие вопросы решаются деньгами, не говорю взяткой, но Асеф Мехман успешно решал подобные проблемы словом. К его слову прислушивались…
3Он умел ладить с людьми разного темперамента: с прагматичным Байрамом Салимовым, принципиальным Забитом Ризвановым, импульсивным Расимом Гаджиевым, добродушным Омаром Аюбовым, сентиментальной Дурией Рагимовой, практичным Алирзой Саидовым, непритязательным Шах-Эмиром Мурадовым, вольнодумным Келентаром Келентаровым, рассудительным Иззетом Шарифовым, язвительным Абдулом Раджабовым, деловитым Меджидом Гаджиевым и многими другими писателями, поэтами, артистами, художниками, учеными, военными, милиционерами, инженерами, рабочими, колхозниками. Всех этих качеств хватало и ему самому, но в такой пропорции, что ни одно из них не перекрывало другого. Поэтому присутствие Асефа Мехмана в любом обществе не было тягостным, напротив, везде его встречали радушно, а расставались с непременным желанием увидеться вновь.
Он любил и умел беседовать, причем в его беседах не было ни грана манерности, хотя в них сохранялась традиция старины с ее обстоятельностью и ненавязчивой дидактикой. Речь становилась живой и образной по мере того, как он сам увлекался рассказом. В то же время Асеф Мехман был и внимательным слушателем. Знал он редкие слова и устойчивые выражения, присущие речи южных лезгин: они в обилии встречаются в его стихотворениях, особенно газелях. Можно сказать, что эти газели и являются продолжением его реальных бесед с разными людьми и по различным поводам. Свидетельством тому многочисленные поэтические посвящения. Данное обстоятельство подводит под газели конкретный жизненный субстрат, придающий языку поэта непреходящую прелесть и необыкновенную выразительность.
Подавляющее большинство таких произведений легко ложатся на музыку, и это, вероятно, является следствием того, что Асеф Мехман, в отличие от многих лезгинских поэтов, мыслил музыкальными категориями. Каждое слово имело свое собственное звучание, как и струны на его благодатном таре. Жаль, что теперь на нем некому играть…
4Как ни странно, но наиболее ярко, весомо и убедительно его музыкально-поэтический талант раскрылся в последние 25 лет жизни. С достижением пенсионного возраста, а это совпало с распадом СССР, он немедленно ушел на заслуженный отдых и всецело отдался художественному творчеству. Его активность на этом поприще порой зашкаливала. В это время родились самые лучшие газели, свежо и более оптимистично зазвучали новые мелодии, в том числе отразившие и веяния времени, к примеру, песня, посвященная шейху Мухаммаду Ярагскому, наставнику дагестанских имамов Гази-Мухаммада, Гамзат-бека и Шамиля.
Может быть, раньше этому всплеску творческой активности в некоторой степени препятствовали служебные обязанности по работе на Дагестанском радио или определенные ограничения иного порядка, о которых вскользь сказано выше. Сейчас об этом трудно судить, а сам Асеф Мехман эту тему обходил молчанием. Не вызывает сомнения только то, что к этому времени у него накопилось много такого, которое настоятельно требовало выхода к народу – к ценителям поэтического слова, музыкального и театрального искусства.В этом отношении весьма любопытно сравнение Асефа Мехмана с его ближайшим другом Байрамом Салимовым, ушедшим из жизни в 2014 году, также в возрасте 85 лет. В выпущенных после достижения шестидесяти лет книгах Байрам Салимов публиковал, как правило, избранное из предыдущего и переводы на русский язык. А новые сочинения Асефа Мехмана рождались именно в этот период буквально на наших глазах. Примечательно, что его старший современник Забит Ризванов создал самые значительные прозаические произведения – исторические романы и повести – также после официального выхода на пенсию, в последние шесть лет своей жизни. Некоторые из них посмертно изданы в Махачкале отдельной книгой под заглавием «Южнее Самура» (Дагкнигоиздат, 1996 г.).
Целый ряд литературно-музыкальных мероприятий и встреч с публикой, приуроченных к юбилейным датам Асефа Мехмана, и прошедших в Москве, Махачкале, Дербенте и Баку, удачно дополнили индивидуальную творческую деятельность замечательного поэта и композитора. Определенная популярность видеозаписей с этих вечеров свидетельствует о том, насколько велика и искренна любовь зрителей к его творчеству.
Все трое внесли огромный, неоценимый вклад в лезгинскую национальную культуру и наравне с другими поэтами, писателями, композиторами создали целую эпоху, которую условно можно назвать Лезгинским Ренессансом, эпоху, ушедшую в прошлое вместе с ними.
5Лично меня всегда удивляло фантастическое постоянство привязанностей Асефа Мехмана. К примеру, непосвященному бывало трудно понять подоплеку его шутливых перебранок с Байрамом Салимовым. А в день его похорон Асеф Мехман, как бы шутя, сказал: «Он ушел раньше, чтобы подыскать мне там место получше». Их ничем не омрачаемая дружба продолжалась в течение шестидесяти лет. Его величайшее уважение и неизбывная любовь к сестре Чимназ стала притчей во языцех. На всю жизнь он сохранил привязанность к городу Кусары, где провел, по собственному признанию, три незабываемых, самых приятных для него дня в гостях у Забита Ризванова. Своему родному селению Эчехюр он посвятил проникновенные строки ряда стихотворений. А одну прелестную газель с наставлениями адресовал моему внуку Джамалу, потому что участвовал вместе со мной в сватовстве.
Он очень бережно и любовно брал в руки свой тар, когда созревающая мелодия настойчиво просилась к струнам, но не забывал и старенькое пианино, с которым ни за что не хотел расставаться. Была у него устойчивая страсть к игре в нарды, научил соответствующим правилам супругу Сари и иногда проигрывал ей, может быть, понарошку, но так, чтобы та не заподозрила уловку. Смерть жены подкосила здоровье поэта и композитора: в течение нескольких дней он сильно похудел и настолько ослаб, что уже ходил с трудом. Он сам заказал и установил у изголовья своей будущей могилы надгробный камень с надписью собственного сочинения.Постоянство привязанностей выработало в нем обостренное чувство ответственности и обязательности. Невозможно представить Асефа Мехмана, который не исполнил бы данного кому-либо обещания или отказался от собственного зарока. В дольнем крае он, по его словам, завершил все обязательные дела и ушел совершенно умиротворенным, полностью готовым к тому, что неотвратимо должно наступить.
Мы знаем честного и чистого Асефа Мехмана, поэта и композитора, отличного среди людей и равного перед судьбой. Другой человек с таким именем и такими качествами нам не известен. Личность, не имевшая и не признававшая границ, надуманных условностей как в жизни, так и в творчестве. У нас осталась добрая память о большом друге, а еще – его очень интересные и самобытные музыкально-поэтические творения, о которых будем вспоминать, говорить и восхищаться их необыкновенной близостью с подлинно народными истоками.
Ризван РИЗВАНОВ